"Афины и/или Иерусалим: новый взгляд" | Р. К. Джонсон - Санкт-Петербургская Евангелическая Богословская Академия

"Афины и/или Иерусалим: новый взгляд" | Р. К. Джонсон

Р. К. ДЖОНСОН

Профессор богословия и культуры, Фуллеровская богословская семинария, Пасадена, Калифорния.

"Афины и/или Иерусалим: новый взгляд"[1]

За всю свою историю протестантизм, как правило, проявлял определенную сдержанность и даже холодность по отношению к окружающей культуре. Вместе с Тертуллианом евангельские верующие часто задавались вопросом: «Что общего между Афинами и Иерусалимом?» И если исторические протестантские церкви в общем и цело, не демонстрировали враждебности к своему окружению, то в процессе евангельского движения двадцатого века верующие в большей степени старались не иметь никакого дела с окружающим миром, и даже старались защититься от него. Впрочем, иногда они предпринимали попытки то изменить его, то перенять для себя какие-то его методы. Среди всего прочего протестанты стремятся обезопасить себя от разногласий между фундаменталистами и модернистами, которые в начале двадцатого века привели к возникновению в Европе и Соединенных Штатах консервативных и либеральных фракций, реагировавших на окружающий мир по-разному. Верующие относятся к своему окружению по-разному также и по причине неправильного толкования Писаний, которые протестанты воспринимают как непререкаемый авторитет, и это неправильное толкование продолжается до настоящего времени.

Примером тому может послужить многословный парафраз Послания к Римлянам 12:2, который Юджин Петерсон предлагает в своей работе «Message», ставшей бестселлером:

Не сообразуйтесь с этим миром до такой степени, что, не задумываясь, вы начинаете ему соответствовать. Вместо этого сосредоточьте свое внимание на Боге…. В отличие от культуры, окружающей вас и всегда тянущей вниз к своему уровню незрелости, Бог выявит в вас самое лучшее.

Однако в оригинальном греческом тексте вы не найдете эквивалентов фразе «всегда тянущей вас вниз к своему уровню незрелости». Тем не менее многие верующие не замечают искажений в этом истолковании. В конце концов, все это несколько похоже на трюизм.

Задумайтесь также над следующим советом Оза Гиннеса:

Поэтому нам нужно прислушаться к древнему принципу Оригена: «Христианам можно грабить египтян, но делать золотого тельца им запрещено. Вы можете открыто и смело использовать все сокровища современности, но, ради Бога, следите за тем, чтобы субстанция, вышедшая из огня, через который проходят все наши устремления, была золотом для храма Божьего, а не для изготовления золотого тельца как образа конца двадцатого века. По этой причине нам нужно помнить своевременное предупреждение Питера Бергера, в соответствии с которым людям, сидящим за одним столом с дьяволом современности, лучше иметь длинные ложки. В любом случае сидите спокойно за столом современности, но, Бога ради, пусть ваши ложки будут длинными[2].

Окружающий мир тоже может найти себе место за общим обеденным столом с евангельскими верующими, но только сидеть ему придется в самом дальнем конце. Более того, с ним не нужно делиться благовестием, а нужно грабить, как египтян, у которых нам разрешили отнимать золото.

В настоящее время достаточно широко распространено использование подобной военизированной лексики для описания отношений христиан с окружающей культурой, особенно со стороны американских протестантов. Нам не советуют ни полностью изолироваться от культуры своего общества, ни проявлять полную с ней солидарность. Скорее, христиане должны сражаться с враждебными и злыми силами сего мира. Причины для осуществления духовной брани выдвигаются разные. Кларк Пинок, например, считает любое проявление внимания к культуре «шагом к серьезному искажению Писаний»[3]. Френсис Шеффер полагает, что подобного критического отношения к обществу требует господство Христа в этом мире[4]. Дональд Блош уверен, что христиане должны открыто и явно «демонстрировать свое нежелание почитать ложных богов, которые поработили обмирщенное общество[5]. Всех этих авторов объединяет страх идеологического поражения. Блош кратко излагает свою позицию для евангельских коллег:

В церкви, принимающей культуру окружающего мира, религию ценят за социальную значимость, за духовную и культурную пользу, которую она приносит, а не за истины. В пророческой церкви религия призывает нас отказаться от иллюзий и притязаний культуры, чтобы мы могли жить только обетованиями из Священного Писания[6].

Перечитывая библейский текст

Но разве такое равнодушие к культуре, если не явная враждебность, соответствует библейскому тексту? Я уверен, что евангельские верующие до сих пор склонны к неправильному толкованию Библии с использованием очков, полученных ими от людей, запутавшихся в разногласиях фундаменталистов и модернистов предыдущего столетия. В частности, 1) они пренебрегают творческим фактором в пользу пророческого; 2) но когда они обращаются к пророческому фактору, они использует его выборочно. Таким образом, американские протестанты в своем подходе к окружающему миру в целом невольно занимают небиблейские позиции[7]. Более полный анализ вынудит нас признать участие Бога в жизни языческой и/или греховной культуры, а не только в жизни праведных людей. Более внимательное прочтение текста показывает, что хотя человек и нуждается в возрождении, он все же «немного умален пред Ангелами: славою и честью увенчан он» (Пс. 8:6).

Богословие мудрости в процессе сотворения

Человеческая культура была дана человеку Самим Богом, и она была создана в процессе сотворения. В первых главах Книги Бытие нам представлена краткая история возникновения культуры. В четвертой главе мы видим развитие городов, сельского хозяйства, искусств и технологии (см. Быт. 4:17–22). И хотя все это можно использовать во вред человеку, как показывают последующие главы, начало цивилизации в Библии не порицается и не осуждается. Скорее, она воспринимается как часть самой жизни, часть той «доброй» жизни, которую благословил Бог (см. Быт. 1:31).

Мы видим такое восприятие обычной жизни в библейском тексте по мере того, как разворачивается повествование о Божьих могущественных делах в истории человечества. Радуга, Красное море, пять гладких камней — все эти истории общения Бога с Его народом и вдохновляют, и обвиняют одновременно. Однако перспективы, связанные с сотворением, не утрачиваются полностью. Они остаются центральной темой в ветхозаветной литературе мудрости. Уолтер Зиммерли первым признал, что тема библейской мудрости развивается исключительно в рамках богословия творения[8]. За последние сорок лет этот тезис стал почти аксиомой для библейских ученых, но ему еще предстоит занять соответствующее место в протестантском богословии культуры. Протестанты, не задумываясь, концентрируют свое внимание на грехопадении и не рассуждают о сотворении. А зря. Подумайте вот о чем:

1. В Третьей книге Царств 4:29–33 мудрость Соломона представлена не в качестве природной логики и здравомыслия (как в 3 Цар. 3:16–28), но как энциклопедическое познание окружающей его действительности. Система распространения информации в то время только начинала развиваться, но весь Ближний Восток знал, что Соломон демонстрировал глубокие и уникальные познания в области жизни деревьев, животных и птиц. Такая же протонаука (условно: «первая наука») лежит в основе сто третьего Псалма, в котором утверждается, что все творение возникло не случайно, но было создано осмысленно и организовано Богом во времени и пространстве[9]. Птицы гнездятся на скалах, а аисты поселяются на кедрах (Пс. 103:17-18). Вся природа устроена Самим Богом, и наше «научное» прозрение помогает нам это понять. Реализм псалмопевца включает в эту картину даже землетрясения и грешников (Пс. 103:32, 35). Все творение, независимо от того, насколько оно прекрасно или ужасно, принадлежит Господу[10].

2. Книга Притчей обосновывает свою мудрость не перечислением Божьих деяний в истории Израиля, и не законом. Скорее всего, авторитетным основанием этой книги является сама жизнь. Ее власть базируется на восприятии творения как такового и наблюдении за тем, как функционирует мир. Книга Притчей утверждает свою мудрость на Самом Создателе, Который породил эту жизнь и Который положит ей конец. Моисей предложил своему народу выбор — «жизнь или смерть, благословение или проклятие», и люди должны подтвердить выбор своим послушанием или неповиновением Божьим заповедям. В противоположность этому в восьмой главе Книги Притчей Госпожа Мудрость требует от нас верности: «Блаженны те, которые хранят пути мои! Послушайте наставления и будьте мудры, и не отступайте от него. Блажен человек, который слушает меня, бодрствуя каждый день у ворот моих и стоя на страже у дверей моих! потому что, кто нашел меня, тот нашел жизнь, и получит благодать от Господа; а согрешающий против меня наносит вред душе своей: все ненавидящие меня любят смерть» (см. Втор. 30:15–20; Притч. 8:32–36). Несколько позже в израильской истории Сирах соединит оба богословских течения — искупление и сотворение — Heilsgeschichte (история искупительного подвига Христа) и мудрость (Сир. 24:23), но Книга Притчей не ставит перед собой такие цели. Бог Израиля — это Тот же Бог, Который стоит за человеческой мудростью и культурой (ср. Притч. 2:6). Но Ветхий Завет также волен рассуждать о Создателе и Его творениях без упоминания о Божьей работе по искуплению.

3. Акцент Книги Притчей на сотворении и творении имеет определенные последствия. Например, ее притчи соотносятся с контекстом и остаются открытыми; они не абсолютны. Вдумайтесь в эти притчи, построенные по принципу зеркального отражения: «Не отвечай глупому по глупости его, чтобы и тебе не сделаться подобным ему; не отвечай глупому по глупости его, чтобы он не стал мудрецом в глазах своих» (Притч. 26:4–5). Израильская мудрость отображает двусмысленность и неопределенность жизненных ситуаций. Человек может планировать свои действия, но «Господь управляет шествием его» (Притч. 16:9). Однако подобная уязвимость никогда не доходит до цинизма или фатализма. Мы должны действовать творчески и ответственно, насколько это возможно слабому человеку, и Бог обеспечит нас Своим водительством и руководством.

4. Израиль, конечно же, всегда был склонен к нарушению границ, установленных для него как для творения. Но традиция мудрости в лучшем своем выражении всегда была нацелена на исправление самого себя. В Книге Иова мы слышим утверждение о том, что Бог всегда остается правым, а Божий мир — непостижимым. Голос из бури спрашивает Иова: «Кто сей, омрачающий Провидение словами без смысла?» (Иов. 38:2). В последующих главах Иову предлагают серию вопросов, и Создатель выспрашивает у Своего творения о вещах слишком неординарных, чтобы человек мог их познать. Книга Екклесиаста представляет таинственным и непонятным Божий мир. Несмотря на все наши труды и усилия, мир не раскрывается перед нами, как цветок. Хотя акцент в Книге Екклесиаста (Божий мир) отличается от акцента в Книге Иова (Божий мир), выводы Проповедника («Кохелета», автора Книги Екклесиаста) вполне уместны. Человек смертен, жизнь полна неопределенности, а иногда и безнравственности, и потому мы не в состоянии посредством собственных усилий стать хозяевами собственной жизни. Самое большее, что мы можем сделать, — насладиться жизнью как даром от нашего Творца.

Итак иди, ешь с весельем хлеб твой, и пей в радости сердца вино твое, когда Бог благоволит к делам твоим. Да будут во всякое время одежды твои светлы, и да не оскудевает елей на голове твоей. Наслаждайся жизнью с женою, которую любишь, во все дни суетной жизни твоей, и которую дал тебе Бог под солнцем на все суетные дни твои; потому что это — доля твоя в жизни и в трудах твоих, какими ты трудишься под солнцем. Все, что может рука твоя делать, по силам делай; потому что в могиле, куда ты пойдешь, нет ни работы, ни размышления, ни знания, ни мудрости (Еккл. 9:7-10).

Не говоря ни слова об истории спасения, собственно, не имея полной уверенности в том, что все закончится благополучно, Кохелет, тем не менее, полностью благословляет культуру, еду и питье, одежду и праздники, работу и мудрость. Все это Господь Бог освятил, когда объявил Свое творение tob, «хорошим весьма».

5. Поскольку прагматичная власть мудрости основана на восприятии жизни как таковой, Ветхий Завет признает тот факт, что мудрости можно научиться из несопоставимых источников. Литература мудрости Израиля испытала на себе влияние чужеродной культуры. Например, мы видим такое влияние на любовную поэзию Песни песней, и оно проявляется также в назиданиях Агура (Притч. 30) и Лемуила (Притч. 31), которые не были израильтянами, но слова которых без изменений вошли в Священные Писания. Однако самым явным примером чужеродного влияния можно назвать Притчи 22:17 — 24:22. Здесь тридцать притчей египетских назиданий («инструкция Аменемопа») воспринимаются как мудрость, ниспосланная Самим Яхве. Мудрец со ссылкой на Аменемопа рассуждает: «Не писал ли я тебе трижды в советах и наставлении, чтобы научить тебя точным словам истины, дабы ты мог передавать слова истины посылающим тебя?» (Притч. 22:20-21). Эти тридцать наставлений не были сформированы самим мудрецом. Ему показалось вполне уместным продемонстрировать Божью мудрость посредством тридцати высказываний Аменемопа.

6. Признание Богом данной власти в целом, культурного опыта и даже способности нееврейской культуры к глубинной интуиции не означает обмирщения, хотя такой соблазн существовал на протяжении всей израильской истории (ср. осквернение Соломона, стоившее ему кончины его империи). Книга Притчей начинается с такого предупреждения: «Послушает мудрый — и умножит познания, и разумный найдет мудрые советы (tahbulot)» (Притч. 1:5). Фон Рад дает красочное определение понятию «tahbulot» — это «искусство направлять…, способность контролировать себя в сложных жизненных ситуациях»[11]. И хотя мы должны быть осторожными и рассудительными (Притч. 1:4), хотя нам следует тщательно рассчитывать курс своей лодки через мелководье и опасные буруны, в Книге Притчей дается главный совет: «Начало мудрости — страх Господень; глупцы только презирают мудрость и наставление» (Притч. 1:7). Наша деятельность как кормчего или рулевого священна. Мы должны жить среди окружающего нас мира, используя данный нам Богом авторитет. Утверждая признание культуры и чуткость к водительству Бога в повседневной жизни человека, Ветхий Завет, стоящий на принципах творения, отводит культуре надлежащее ей место — между Творцом и Его творением.

Перечитывая Пророков

В Книге пророка Иеремии 18:18 мы читаем о трех источниках религиозного водительства — это назидания священников, советы мудрых и слова пророков. Но в своем акценте на истории искупления протестанты, в основном, обращаются к пророкам и священникам, игнорируя принципы творения, основанные на проницательности мудрых. Более того, такое узкое видение этим не ограничивается. Даже в своем обращении к пророкам протестанты склонны использовать их выборочно. Следует помнить, что пророки апеллировали не только к Богу Исхода. В соответствии с пророками Бог вмешивается в жизнь не только избранного Им народа и говорит не только через них. Подумайте:

Вторая половина Книги пророка Исаии полна ссылок на Бога как Творца (Ис. 40:12–26, 42:24–28, 45:7–19 и т.д.) Все пророки признают постоянный промыслительный контроль Творца. В Книге пророка Амоса, например, Яхве наводит засуху, язву и землетрясения, чтобы наказать Израиль (см. Ам. 4:6-11). Таков Божий мир вне зависимости от происходящего в нем зла или излияния на него благословений.

В Книге пророка Ионы мы видим, как Бог контролирует силы природы — ветер, море, огромную рыбу, — чтобы заставить пророка покаяться в своем непослушании. Интересно отметить, что моряки-неевреи раньше Иова признали вероятное авторство Бога в своих бедствиях. И только после того, как жребий пал на Иону и моряки стали его расспрашивать о причине Божьего наказания, Иона им ответил: «Я Еврей, чту Господа Бога небес, сотворившего море и сушу» (Иона. 1:9). Мы снова видим акцент на Боге как на Творце и Попечителе. Последующее повествование еще более забавно. Благочестиво действует не тот, кто верит в Яхве, а моряки-язычники: 1) они первыми признают, что Бог устроил бурю; 2) они советуются с Ионой и друг с другом, чтобы выбрать оптимальный вариант; 3) даже когда Иона предлагает бросить его в море, они пытаются найти более «этическое» разрешение проблемы; 4) они взывают к Богу о милости за вынужденные действия и, 5) бросив Иону в море, приносят Яхве жертвы и дают обеты. Вряд ли стоит ожидать, что действия моряков-неевреев стали для Божьего народа образцом мудрости и благочестия, но именно так сложилась данная ситуация. Нет никаких сомнений в том, какой пример истинной гуманности хочет показать нам автор. В связи с этим следует также отметить, что несколько позже в этом же повествовании чуждая Израилю культура, а именно, ниневитяне, каются, в то время как Иона дуется на Бога из-за отсутствия тени.

В других книгах Малых пророков становится еще яснее использование Богом «языческой» культуры для передачи Его посланий «верующему» Израилю. Книгу пророка Аввакума обычно называют книгой веры: это так, но речь здесь не только о вере. Можно сказать, что книга задает нам такой вопрос: «Как можно верить в замыслы и дела Божьи, учитывая, в каком состоянии находится мир?». Между Богом и жизнью, между верой и практическим опытом иногда наблюдается противоречие. Таким образом, пророк ищет у Бога объяснений. Аввакум дважды жалуется своему Богу, и дважды Бог отвечает ему в видении. Первая проблема пророка связана с молчанием Бога: «Почему Бог не судит нечестивых? (см. Авв. 1:4). Как долго зло и насилие будут продолжаться?» Бог отвечает ему, но поразительным образом. Бог утверждает, что Он действует, но действует через «безбожных» халдеев. Халдеи будут Его инструментом восстановления справедливости против несправедливости и насилия в Иудее. Бог будет действовать через этих людей так, что их «суд и власть» (такие, как есть) осуществят Его цели[12]. В реальности все так и произошло. В истории, по всей видимости, не бывает «безбожных» событий.

Однако участие Бога в злых делах халдейцев привело к возникновению еще большей проблемы для пророка. Поэтому он жалуется во второй раз. Как может благий и справедливый Яхве использовать нечестивый народ, чтобы судить «менее нечестивую» нацию (Авв. 1:13)? Халдейцы, как рыбаки с сетями и крючьями, испытывали радость от уничтожения своего врага; они ликовали, затаскивая в свои сети безмолвную рыбу. Бог совершенно правильно предопределил и отметил нечестивых для суда, но нельзя же это делать руками нечестивых халдейцев! Такой порочный альянс недопустим! И тогда Бог отвечает во второй раз. Халдейцы тоже будут судимы, но в свое время. Те, кто надеются на себя, падут. Для усиления этого момента сюда включена серия из пяти бедственных пророчеств (Авв. 2:5-20). Более того, праведный и верный остаток спасется. Праведные «верой живы будут» (Авв. 2:4). И все же халдейцы станут орудием Божьим на этот момент. Услышав, что гордые, забывшие Бога, не будут жить, Аввакум заканчивает свою короткую книгу гимном. Он получил слово суда от Бога. Божий Воитель будет действовать против нечестивых; а Аввакум будет доверять своему Богу. Он будет «веселиться о Боге спасения своего» (Авв. 3:18).

В Новом Завете тема доверия Аввакума в жизни веры (Авв. 2:4) подхватывается и цитируется трижды: в Послании к Римлянам 1:17, в Послании к Галатам 3:11, и в Послании к Евреям 10:38. В этом и состоит смысл Евангелия. Но очень часто мы не замечаем другого, и, пожалуй, более важного акцента Аввакума в той изначальной обстановке. Аввакум задает свой главный вопрос: «Как следует понимать действия Бога в этом мире?» Он получает ясный ответ. Божьи неисповедимые пути осуществляются в этом мире даже посредством злых человеческих агентов. Мы не можем отделить Бога от мира и культуры мира. Скорее, замыслы Божьи для мира осуществляются именно через человеческую культуру.

Еще один пример Божьего использования языческой культуры для достижения Его целей мы находим в Книге пророка Исаии 10:1-20. Здесь понятие всеобъемлющего промыслительного вмешательства Бога в дела этого мира иллюстрируется посредством использования Богом ассирийцев в качестве Его инструмента. Израиль, Божий народ, осажден языческой Ассирией. В такой ситуации можно предполагать, что пророк будет просить у Бога наказания злых нечестивцев и излияния силы на Божий народ. Божья слава должна быть явлена. Но нет, Исаия утверждает, что Бог использует языческую Ассирию для осуждения «Иерусалима и его изваяний» (Ис. 10:11). Ассирия — это «жезл гнева Моего! и бич в руке его — Мое негодование!» (Ис. 10:5). Сама Ассирия не догадывается, что Бог использует ее (Ис. 10:7). Против своей воли и не осознавая того, она станет инструментом Бога, в Которого не верит. И в Богом установленное время Он будет судить Ассирию за ее высокомерие. И хотя у Ассирии и Яхве разные мотивы относительно Израиля (мировое господство в противовес справедливому наказанию) и противоположные качества и статус (способность и успех против гордыни и необходимости наказания), Ассирия все же выполняет роль Божьего инструмента. Здесь мы наблюдаем «один из библейских принципов, определяющих в человеческой истории отношения между небесами и землей»[13].

Последний пример масштабности Божьей деятельности в человеческой культуре можно найти в одном из ранних пророков, во Второй книге Царств. В двадцать четвертой главе этой книги мы читаем историю о покупке участка земли, который Соломон впоследствии использует для строительства храма. Это повествование многое говорит о Давиде, о его слабостях и вере. Но этот текст также повествует о поразительных и даже шокирующих деяниях Бога. Повествование начинается так: «Гнев Господень опять возгорелся на Израильтян, и возбудил он в них Давида сказать: пойди, исчисли Израиля и Иуду» (2 Цар. 24:1). И хотя Иоав пытался разубедить Давида, Давид превозмог и провел перепись населения, но сразу же раскаялся в этом, говоря: «Тяжко согрешил я, поступив так; и ныне молю Тебя, Господи, прости грех раба Твоего, ибо крайне неразумно поступил я» (2 Цар. 24:10). Вместо того чтобы довериться Господу как своему Военачальнику на пути Израиля к победе, Давид все свое внимание переместил на военную подготовку. Достаточно ли у него сил, чтобы собрать армию? Давид переоценил свои силы и взял на себя защиту Израиля.

С учетом ближневосточных традиций весьма странно видеть, как Израиль выставляет своего героя в таком неприглядном свете. Но еще более удивительным представляется связь греха Давида с Самим Яхве. В конце концов, именно Яхве побудил Давида провести перепись населения. Такое радикальное понимание вмешательства Яхве в жизнь людей можно легко истолковать неправильно и предположить, что ответственность за грех Давида лежит на Боге. Однако в повествовании нам ясно дают понять, что Давид действовал в полном соответствии со своей волей и сам признал свою вину. В Книге Паралипоменон это повествование повторяется почти дословно. Но для того чтобы читатели не подумали, что Бог может быть автором греха, летописец поясняет: «И восстал сатана на Израиля, и возбудил Давида сделать счисление Израильтян» (1 Пар. 21:1). И это действительно так — Бог не несет ответственности за грехи людей. Однако в равной степени верно то, что Бог стоит над всем. Он есть Господь всего. Таким образом, Бог в определенном смысле стоит и над грехом Давида.

В повествовании о Давиде библейская история делает крутой поворот[14]. Теперь центральной фигурой повествования является не Бог, ибо само человечество принимает главные решения и отвечает за последствия своего выбора. И все же в этих решениях Бог тоже присутствует. Бог предопределил для Израиля царя, как у других народов. И Давид будет действовать как царь даже тогда, когда, как в данном случае, он совершает трагические ошибки. Бог доверяет Свой мир Давиду и в его силе, и в его слабостях. Сам Яхве привел Давида с пастбищ и сделал вождем народа. Сам Яхве истребил врагов Давида. И именно Яхве утвердит престол для дома Давидова навеки (2 Цар. 7:8-16). Это мир Яхве, но это также и дом Давида как в добром, так и в плохом ракурсе.

Заключение

Авторы книг мудрости и пророки отражали в своих произведениях конкретный опыт и понимание окружающего их мира, опыт и понимание, проистекающее как из принципов сотворения, так и взятое из культуры своего народа и окружающих Израиль государств. Какое теологическое суждение можно вынести относительно событий, происходящих в человеческой истории и природном мире? Как, в частности, следует относиться к деяниям и пониманию людей вне общины верующих? Можно ли найти среди них Бога? Может ли нееврейское, человеческое понимание бытия свидетельствовать о Божьей мудрости?

Протестанты слишком быстро делают основной упор на трансцендентность Бога, а не на Его неизменность. Они больше внимания уделяют трагическим измерениям жизни, а именно, греху и секуляризму. В каком-то смысле это правильно, учитывая реалии жизни и библейскую трактовку человеческой культуры. Но в своей сосредоточенности на грехе и обмирщении протестанты слишком часто забывают о присутствии Бога в человеческой культуре и ее заслуженных достижениях. Они утратили библейский баланс, игнорируя основополагающие принципы пророков, выраженные в принципах творения, а также «керигму» жизни, сокрытую в мудрости[15]. Протестанты не сумели понять силу и возможности человеческой культуры. Но что еще важнее, они не сумели увидеть, что Бог присутствует не только в Своем творении, но и во всей человеческой культуре, как в повседневной жизни людей, так и в способах выражения ими своей уникальности через творчество. В конце концов, весь мир покоится в Его руках.

________________________________________

[1] Прежний вариант этой статьи был опубликован в Швеции в Levande: orm forsamling, teologi, och samhalle, Lennart Molin, ed. (Stockholm:Verbum, 1996): 211–223. («Bibeln inytt perspektiv: Teologi Kontra Kultur medutgangspunk fran den amerikanska evangelikalismen»).

[2] Os Guinness, Dining with the Devil (Grand Rapids: Baker, 1993), 90.

[3] Clark Pinnock, “How I Use the Bible in Doing Theology,” in The Use of the Bible in Theology, Robert K. Johnston, ed. (Atlanta: John Knox 1985), 29.

[4] Шеффер пишет: «Я был одним из первых евангельских авторов, кто стал писать о значении христианства в музыке, искусстве, философии и тому подобное. Со временем, когда я стал особо подчеркивать господство Христа, стало ясно, что поле битвы лежит не только в области культуры и интеллекта, но и в области закона». Colin Duriez, «Francis Schaeffer,» Handbook of Evangelical Theologians, Walter A. Elwell, ed. (Grand Rapids: Baker, 1993), 246.

[5] Donald Bloesch, Crumbling Foundations: Death and Rebirth in an Age of Upheaval (Grand Rapids: Zondervan, 1984), 33.

[6] Donald Bloesch, Essentials of Evangelical Theology, 2 vols. San Francisco: Harper and Row, 1978–79), 2:161.

[7] Но в этом общем утверждении имеются явные исключения. Двое моих коллег в Фуллеровской семинарии написали важные книги, рассматривающие культуру с более адекватных позиций. См. William A. Dyrness, «How does America hear the Gospel?» (Grand Rapids: Eerdmans, 1989) and Charles H. Kraft, Christianity in Culture (Maryknoll, New York: Orbis 1979). Следует также упомянуть «The Willowbank Report», ставший результатом Международного евангелического совещания по Евангелию и культуре, проведенному в 1978 году, организатором которого явилась Лозаннская группа по богословию и образованию. Участники международного совещания пришли к такому заключению: «Мы скорбим по поводу пессимизма, который побуждает одних христиан к отказу от активного участия в общественной жизни окружающего их мира и оборонительной стратегии, которая позволяет другим христианам считать, что они ничего доброго для мира сделать не могут, а потому им можно в бездействии ожидать Христа, чтобы Он при Своем пришествии все привел в порядок. Нам нужно напоминать самим себе, что окружающие нас люди тоже созданы по образу и подобию Божьему, и нам заповедано почитать, любить и служить им во всех сферах жизни…. Только таким образом мы сможем бросить вызов силам зла и утвердить добро; так мы сможем способствовать дальнейшему продвижению всего доброго и нужного в искусстве, науке, технологиях, сельском хозяйстве, промышленности, образовании, развитии общества и в социальном обеспечении». [«The Willowbank Report,» in Gospel and Culture, John Stott and Robert Coote, eds. (Pasadena, California: William Carey Library, 1979), 457].

[8] Walther Zimmerli, «The Place and Limit of the Wisdom in the Framework of the Old Testament Theology,» Scottish Journal of Theology, 17 (1964): 158.

[9] В этом свете также можно рассматривать «природные» псалмы Пс. 8, 18, и 148.

[10] Интересно отметить сходство между Пс. 104 и египетской литературой мудрости. Должно быть, псалмопевец знал гимн Аменхотепа IV, восхвалявший бога Солнца Атона как создателя и хранителя всего мира. Поэт также мог прибегнуть к ономастике, или космологическим спискам. В этом заключались познания окружающего мира в его время. По всей видимости, псалмопевец, для того чтобы превознести Яхве, использовал имевшиеся в то время культурные источники.

[11] Gerhard von Rad, Old Testament Theology, 2 vols. (New York: Harper and Row, 1962), 1:421.

[12] Халдеи пришли к власти в 626 году до Р.Х., нанеся поражение Ассирии в 612 году и Египту в 605 году до Р.Х. В процессе этого Бог показал Аввакуму, что даже нечестивые и злые дела в мире совершаются в соответствии с Его замыслами.

[13] J. Alec Motyer, «The Prophecy of Isaiah: An Introduction & Commentary» (Downers Grove, Illinois: InterVarsity, 1993), 112. Я признателен Роберту М. Брауну за то, что он в бытность мою студентом колледжа в его классе обратил мое внимание на связь пророчества Исаии об ассирийцах с богословием культуры. См. Robert McAfee Brown, «Assyrians in Modern Dress,» in The Pseudonyms of God (Philadelphia: Westminster, 1972), 96–103.

[14] За последующие утверждения я выражаю признательность Walter Brueggemann, «In Man We Trust: The Neglected Side of Biblical Faith» (Richmond, Virginia: John Knox, 1972), 29–47.

[15] Roland E. Murphy, «The Kerygma of the Book of Proverbs,» Interpretation, 20 (January 1966): 3–14.